Жизнь среди машин!

Он участвовал в разработке первых систем оптического распознавания символов, первых синтезаторов, преобразующих в речь потоки текста, музыкальных инструментов на базе компьютеров и первых систем распознавания речи с использованием объемных словарей. В последние годы Рей Курцвейл занимается не столько созданием новых технологий, сколько изучением тенденций технологического прогресса. Если вас интересует, как под влиянием новых технологий изменится наша жизнь, скажем, в ближайшие два десятилетия, то обратитесь к Курцвейлу. Так поступили и мы

Вспоминая о своих школьных годах, прошедших в городке Куинз штата Нью-Йорк, Рей Курцвейл рассказывает, что тамошние учителя никогда не обременяли учеников слишком большими домашними заданиями, и у него оставалась масса времени на занятие любимыми делами. Столь же либеральной была атмосфера и в Массачусетском технологическом институте, где увлеченный изобретательством юный студент пропускал так много занятий, что однокашники прозвали его Фантомом. Впрочем, ему, пожалуй, больше подошло бы прозвище Эдисон, поскольку Курцвейл оказался прирожденным изобретателем.

Изобретения Курцвейла принесли ему славу. Он основал несколько компаний и опубликовал сотни статей. Кроме того, он написал — сам или в содружестве с другими авторами — целый ряд книг, в том числе The Age of Spiritual Machines: When Computers Exceed Human Intelligence и Fantastic Voyage; последняя из них написана в соавторстве с Терри Гроссманом, основателем и медицинским директором института Frontier Medical Institute.

В последнее время приходится слышать о повышении производительности без увеличения количества рабочих мест. Возможно ли это?

Это часть процесса, начало которому было положено по меньшей мере 200 лет назад, в период автоматизации текстильной отрасли Англии. Появились машины, способные выполнять работу 10, 20 или даже 30 ткачей. Автоматизация повлекла за собой процветание, и в результате были созданы новые отрасли промышленности. Нужно было строить новые машины и обслуживать их. Возрастал спрос на изделия, вырабатываемые с помощью машин. Люди уже не считали, что им достаточно иметь, скажем, одну рубашку. Если взглянуть на историю автоматизации обобщенно, то окажется, что в ходе ее количество рабочих мест увеличивалось. Сто лет назад работой было обеспечено примерно 30% потенциальной рабочей силы; теперь этот показатель составляет порядка 60%. А зарплата с поправкой на изменение покупательной способности выросла за последние сто лет в шесть-восемь раз.

И есть основания полагать, что эта тенденция сохранится?

Относительное общественное благосостояние, которое мы имеем сегодня, объясняется высокой производительностью труда, и в предстоящий период она резко повысится. Лет через 20 мы научимся создавать практически любой физический продукт с исключительно малыми затратами — используя только информацию и производственные методы. В сущности, уже сегодня мы достаточно близки к тому, чтобы создавать физические продукты с помощью программ. Смотрите, у нас уже есть системы управления материально-производственными запасами, системы оперативных поставок без использования складских площадей (Just In Time), компьютерные средства управления перемещением материалов и сборочными операциями.

Никто не спорит с тем, что рост производительности труда — это хорошо. Но что вы скажете о росте производительности труда без увеличения количества рабочих мест, ведь сейчас наблюдается именно такая тенденция?

В настоящее время уровень безработицы в США довольно низок — порядка 6%, — а кроме того, мы становимся свидетелями перераспределения рабочих мест по всему миру. Сегодня границы государств уже не имеют былого значения. Ведь как было раньше? Тот, кто хотел работать в штате Нью-Йорк, должен был жить в штате Нью-Йорк. А сейчас мы можем с полной отдачей трудиться в киберпространстве, то есть ситуация, когда работник умственного труда «привязан» к определенной географической точке, уходит в прошлое. В контексте мировой экономики это позитивное явление. Если в такой ситуации выигрывают Индия и Китай, это не значит, что мы что-то теряем. Но в краткосрочной перспективе подобные тенденции могут привести к дисбалансам, к возникновению временных всплесков безработицы.

А если говорить о более долгосрочной перспективе?

Впервые в истории конкуренция за рабочие места, требующая от работников высокой степени образования и квалификации, выходит на уровень государств, причем данная тенденция будет продолжаться. И я считаю, что это хорошо. Китай полон решимости создать полсотни Массачусетских технологических институтов, как выражаются его представители. Они уже заняты организацией десятков технологических университетов мирового класса. И вот что важно: эти люди будут создавать интеллектуальную собственность, выгоды от которой станут ощущать все. Если кто-то добивается феноменальных успехов в биоинженерии, все мы от этого выигрываем. Кстати, возможно, что и сами китайцы начнут проявлять больше уважения к интеллектуальной собственности, раз уж они вкладывают в ее создание такие значительные средства. Но как бы то ни было, я полагаю, что преимущество в сфере инноваций так или иначе останется за Соединенными Штатами. В том, что касается создания новых парадигм, бизнес-моделей, способов производства изделий, США по-прежнему являются мировым лидером.

Раз уж мы заговорили о новых моделях... Какие изменения произойдут в ИТ-подразделениях по прошествии десяти лет?

Рассмотрим несколько тенденций. Значительная часть оборудования, с которым работают сегодня в ИТ-подразделениях, — все эти маршрутизаторы и серверы — уйдут в прошлое. Почти от всего этого хлама мы наверняка избавимся уже к концу нынешнего десятилетия. Новые технологии будут очень мобильными, устройства станут исключительно компактными, практически невидимыми. Все будут подключены к Глобальной сети. Изображения будут воспроизводиться непосредственно на сетчатке глаза. В любое время дня и ночи мы будем иметь широкополосные соединения. «Вычислительный субстрат» проникнет во все сферы нашей жизни.

А люди? Какими они станут? Чем будут заниматься?

Технология развивается по экспоненте именно потому, что при разработке продуктов нового поколения мы всегда опираемся на самые современные на данный момент знания. Это напоминает процессы в живой природе. На создание ДНК ушли миллиарды лет, но когда эта структура развила в себе способность обрабатывать информацию с целью хранения и записи результатов эволюционных экспериментов, у ДНК появилась возможность использовать этот ресурс для перехода на новую ступень развития. Этот этап в развитии жизни именуется кембрийским взрывом.

Аналогичная ситуация складывается в сфере технологий. В распоряжении разработчиков первых компьютеров были всего лишь ручки и бумага, а собирались эти машины с помощью отверток и проводов. Современный конструктор сидит за рабочей станцией и оперирует формулами, которые весьма напоминают коды компьютерных программ. Микросхемы макетируются и изготовляются автоматически, и по этой причине весь процесс занимает уже не годы, а дни или недели. Вот почему мы наблюдаем экспоненциальный рост таких показателей технологических изделий, как цена, производительность и функциональные возможности. Иными словами, есть вполне веские основания называть разработку новых технологий процессом, в котором взаимодействуют люди и машины.

На мой взгляд, важно понимать, что технология и человеческая цивилизация тесно взаимосвязаны и что со временем эта взаимосвязь будет становиться еще более тесной. Мы прямо-таки сливаемся со своими компьютерами. Буквально вчера я разговаривал с одной женщиной, и она мне сказала, что для ее десятилетнего сына ноутбук — как продолжение собственного тела. Как если бы это была встроенная машина. Что ж, недалеко то время, когда компьютеры и в самом деле будут функционировать внутри нас. Пройдет десять, от силы двадцать лет, и мы сможем неинвазивно вводить в человеческий организм интеллектуальные агенты.

К 2020 году мы научимся внедрять в кровеносные сосуды людей миллионы или миллиарды так называемых «наноботов» — устройств размером с кровяную клетку, которые с кровотоком будут доходить до мозга и взаимодействовать с нейронами. Путем подобной тесной интеграции биологических и машинных компонентов мы будем расширять когнитивные способности человека.

Сегодня возможности нашего мозга ограничиваются его архитектурой. Обработка информации в мозгу осуществляется с помощью электрохимических сигналов, и эти процессы протекают в миллионы раз медленнее, нежели процессы в электронных цепях. Общее число соединений в мозгу человека не может превысить отметку в 100 триллионов. Это число может показаться большим, но факт остается фактом: реализованный в наших головах метод сохранения данных неэффективен. Эксперт в той или иной области знания реально может запомнить лишь 100 тысяч «фрагментов» знания. Обратитесь к системе Google, и вы увидите, какой мощью в этой сфере обладают машины. В будущем мы сможем дополнить те 100 триллионов соединений, которыми располагаем сейчас, новыми виртуальными соединениями. И как только небиологический интеллект завоюет первые позиции в наших головах, его дальнейшее развитие пойдет по экспоненте. К началу 2030-х годов человек станет обладателем биологического интеллекта, усиленного более мощными небиологическими компонентами.

Поэтому на ваш вопрос я отвечу так: если мы сами не будем развиваться, а машины будут становиться все более сложными, на каком-то этапе они обойдут человека. Но жизнь идет по другому сценарию. Мы интегрируемся с новыми технологиями.

Коль скоро технология изменяет наш мир — и нас самих — столь радикальным образом, не придется ли нам пережить целую череду культурных потрясений?

Нет. Речь идет о весьма плавном процессе. Если я сейчас описываю положение дел в 2030 году, то с сегодняшних позиций оно кажется совершенно не похожим на нынешнее. Но для того чтобы выйти на уровень 2030 года, нам придется сделать 200 маленьких шажков. Каждый из них сам по себе не опасен и (почти) не нарушает заведенных порядков, каждый рационален и направлен на удовлетворение некоей настоятельной потребности.

Разумеется, эти перемены уже сегодня вызывают определенное противодействие. Набирает обороты движение противников технологического развития. Идут философские дебаты по фундаментальному вопросу о том, какая судьба уготована человеку — быть хозяином мира или подчиняться законам его развития, жить в соответствии с так называемым естественным порядком вещей.

На мой взгляд, люди обладают уникальной и захватывающей особенностью: мы стремимся преодолеть заложенные в нас ограничения. Конечно, есть люди, которые предпочитают упиваться своей ограниченностью, но мы занимаем иную позицию. Мы не хотим быть скованными биологическими ограничителями. Я собираюсь расширить свои интеллектуальные способности за счет машинного интеллекта.

Неужели вам недостаточно тех возможностей, которыми вы обладаете?

Нет, конечно. Вы что — шутите? Я проявляю серьезный интерес к анализу тенденций в развитии технологии, а это значит, что мне приходится распределять свои интеллектуальные возможности по множеству различных сфер знания. Между прочим, многие ученые поступают как раз наоборот: они становятся все более узкими специалистами. Так что, как видите, я новичок практически в каждой области знания, которой мне приходится заниматься.
Рей Курцвейл о течении лет

Мы только начали заниматься биотехнологией. Работа над расшифровкой генома только что закончена. Мы все еще не завершили «обратную сборку» генома и пока не понимаем, как гены проявляют себя в протеинах. Мы едва только подступаемся к созданию машин, достаточно мощных для того, чтобы моделировать укладку протеинов. Сейчас мы изучаем методы обработки информации, которые играют основополагающую роль в биологии, в развитии болезней и в процессе старения. Мы отыскиваем механизмы, которые помогут нам бороться с процессами старения и развития болезней. И уже идет работа над очень глубокими методами терапии, основанными на биотехнологиях. На подходе медикаментозные средства, которые позволят человеку есть до отвала, оставаясь при этом стройным, и которые заставят отступить диабет второго типа, удаляя из организма излишки глюкозы. Я убежден, что в течение ближайшего десятилетия мы в значительной степени устраним те болезни, от которых сегодня погибают 95% населения. Мы идентифицировали порядка десяти процессов старения и разработали механизмы обращения их вспять. Я считаю, что в течение ближайших десяти лет мы выведем мышей, не подверженных старению, а еще через пять-десять лет внедрим эти технологии в практику терапевтов.

Надо признать, что существует очень сильно выраженная «потребность в смерти». Она глубоко укоренилась в сознании людей. Жизнь коротка. Вечно жить не дано никому. Как известно, нельзя избежать лишь двух вещей — смерти и уплаты налогов. У нас сформировалось представление о так называемом «естественном жизненном цикле», который предполагает, что в определенном возрасте с человеком происходят определенные изменения. Мы придумали для смерти рациональное обоснование, что, на мой взгляд, представляет собой серьезную трагедию. В результате мы несем ни с чем не сравнимые потери в том, что касается знаний и опыта. И согласно нашему обоснованию смерть — явление положительное. Я считаю так: если с чем-то ничего нельзя поделать, лучше всего подвести под это какое-то рациональное обоснование, но все дело в том, что со смертью мы сможем кое-что поделать.

В своей новой книге Fantastic Voyage я показываю, что мы уже располагаем возможностями в такой степени замедлить процесс старения, что даже представители поколения «бэби-бума», как я, например, смогут оставаться здоровыми и полными жизни вплоть до расцвета биотехнологической революции, а тогда уже каждый из нас сможет перестроить свое тело и свой мозг.

Для меня очень важно повернуть вспять процесс старения или хотя бы замедлить его. Недавно я вместе с моим специализирующимся на проблемах здоровья коллегой (он к тому же еще и мой соавтор) прошел тест с целью выявления динамики старения организма. В ходе теста исследовалась память, острота органов чувств и быстрота реакции. Так вот, по итогам этого теста мой биологический возраст — 40 лет. А фактически мне 56.

Для сохранения нашего вида важно, чтобы люди, вышедшие из детородного возраста, не слишком долго задерживались на этом свете, во всяком случае, это справедливо для периодов дефицита ресурсов. Наша биологическая программа не изменилась с тех пор, как мы жили в период дефицита ресурсов. Вообще в наших генах много потерявших актуальность программ. Одна из них, к примеру, формулируется так: «Потребляй каждую калорию, ибо следующий охотничий сезон может оказаться голодным». Все эти программы нужно менять.

Арт Янки,
25.01.2005г.